Она вздохнула, едва заметно улыбнулась:
— Я верю тебе. И тебе, и нашим друзьям. Вы будете стараться изо всех сил. Но мой дар… Мой проклятый дар… Как много я бы дала, чтобы не видеть будущего — оно предрекает мне лишь беды и несчастья. Мне и всем, кто мне дорог.
— Разве твоя в том вина?
— А кто знает? Мудрые люди говорят, что прорицатель способен изменять будущее по своему желанию.
— Не знаю. Не слышал никогда. По-моему, изменить будущее по силам лишь очень сильному колдуну. Или богу. Люди могут лишь подстроиться под него, смягчить удар судьбы.
— А потом горько раскаиваться, что совершил ошибку? Я должна была отговорить отца от похода в Англию.
— Кто смог бы отговорить Харальда Сурового от однажды задуманного? Кому по плечу такое дело?
— Я смогла бы. Отец верил мне. Я должна была настоять на своем. Сколько людей, сколько верных сынов Норвегии остались бы живы!
— Ты не должна винить себя, Мария-бан! [139] — решительно вмешалась Рианна.
— Ты сделала все, что могла! — поддержал пикту Вратко. — Вряд ли кто-то из норвежского войска приложил больше усилий, чем ты!
— Не утешайте меня… — покачала головой королевна. — Я слишком понадеялась на свое предвидение, думала, что успею найти Чашу и использовать ее для успеха нашего войска, для успеха моего отца… И что получилось в итоге? Что теперь осталось мне? — Плечи ее вновь дрогнули.
Словен понял, что Мария сейчас разрыдается. Чем бы отвлечь дочь конунга?
— Тебе осталась месть, Мария-бан! — взмахнула кулачком Рианна.
— Кому?
— Мерзкому монаху, который все сделал, чтобы саксы одолели у Стэмфордабрюгьера! Королю Гарольду, торжествующему сейчас! Эдгару Эдвардссону, рассчитывающему обрести выгоды от свары двух великих королей.
«Если Гарольд Годвинссон такой великий, как и его норвежский тезка, то зачем ему мстить? — подумал Вратко. — Он же не знал, что отец Бернар читает молитвы в его поддержку? И уж тем более не просил монаха о помощи. Он защищал свой край, свой народ и свою корону… Эх, все равно сейчас Марии этого не объяснить. Она даже слушать не захочет».
— Харальдовна, — проговорил парень. — Харальдовна, ты дождись нас. Когда Хродгейр вернется, он сможет ответить на все вопросы сам. А я тебе вместо прощания вису скажу. Хочешь?
— Говори. — Мария смахнула слезинку с ресницы, но расплакаться не позволила себе. Вот что значит — дочь конунга!
— Тогда слушай. Эта виса о великом конунге Харальде Сигурдассоне, которого прозвали Суровым, и об английском короле Гарольде Втором Годвинссоне.
Вратко откашлялся и прочитал:
— Око за око, зуб за зуб… — медленно произнесла королевна. — Идите. И возвращайтесь вместе с Хродгейром. Вместе мы придумаем, как отомстить подлому монаху. Не забудем и о короле Англии…
Глава 4
Мгла среди холмов
Вопреки приказу королевы Маб военачальник не стал лично сопровождать викингов к выходу из Холмов. Вместо себя прислал Лохлайна с десятком воинов динни ши. Морвран и раньше не слишком-то нравился Вратко, хоть новгородец пытался усмирить клокочущую в душе неприязнь, убеждая себя, что грешно злобиться на человека, и без того обиженного судьбой, — урод ведь, каких поискать, да вдобавок горбатый. Само собой, прикидывал парень, на месте кеан-киннида любой возненавидит всех окружающих, не отмеченных печатью уродства. Отсюда и склочный характер, и желание выделиться из толпы за счет более слабого, поскольку сильный не пропустит вперед. Но нарушать слово королевы? Тут одной желчностью натуры не объяснишь. Пожалуй, прибавляется изрядная толика наглости и уверенность в безнаказанности. А впрочем… Керидвена, должно быть, не раз и не два выручала «сыночка», оправдывая его поступки и даже проступки перед повелительницей. Они ведь, по всему выходит, подруги — вместе колдуют, вместе вынашивают замыслы касательно мести врагам малого народца…
Лохлайн тоже держался неприязненно, что, впрочем, не удивило никого из северян — Вратко рассказал им о трепке, которую королева задала заносчивому воину. Хотя динни ши не долго ходил в простых дружинниках — суток не прошло, как десятником стал.
Викинги собрались быстро, затратив большую часть времени на подготовку оружия. Хоть и точил Олаф каждый день свой меч, а все равно перед походом погонял оселком по лезвию. Игни проверил — не меньше десяти раз, наверное, — оперение стрел. А Вратко уговорил Гуннара дать ему еще один урок боя на копьях. Кормщик бурчал, что, мол, глупо ворлоку учиться сражаться обычным оружием, но все-таки согласился. Правда, в поход новгородец отправился с мечом Рагнара — щербатый хёрд [140] все равно едва-едва начал вставать, что и не удивительно с такими-то ранами.
Выход из Полых Холмов открылся в заросшую терновником лощину. Именно сюда они прибежали, спасаясь от воинов Модольва и рыцарей Эдгара Эдвардссона.
Динни ши выбрались на поверхность, опасливо поглядывая по сторонам. Дневной свет вызывал у них страх, с которым воины боролись по мере сил, но всегда удачно скрывали.
— Тебя устраивает место, ворлок? — безучастно произнес Лохлайн, отводя глаза.
Вратко так и не понял — стыдится подземельщик неблаговидного поступка у входа в заклинательный чертог или просто ему противно смотреть на людей?
— Устраивает, — кивнул парень.
А что ж ему не устраивать? По своим следам всегда можно вернуться туда, откуда пришел, было бы желание. Да убегать, если дело обернется не так, как задумывалось, будет легче.
— Они точно будут здесь нас ждать? — почесал бороду Гуннар. Народу Холмов он не доверял. Хорошо, что динни ши не понимали его слов, произнесенных на северном языке.
— Обещали… — Новгородец пожал плечами. — А если и уйдут… Это может нас остановить?
— Нет! Клянусь той гадюкой, которую подвесили над связанным Локи!
— Меня так вообще ничего не остановит. — Олаф пристроил ножны с мечом за спиной и все примерялся — удобно ли выхватывать оружие, хватит ли длины руки.
Игни только крякнул. Да его никто и не спрашивал — молодой, право голоса на воинском совете заслужить еще надо. Вратко от всей души надеялся, что он-то заслужил уважение старших и более опытных товарищей. Уж во всяком случае, рот ему никто не затыкает и подзатыльник отвесить не примеряется.
— До леса я иду первым, — тоном, не терпящим возражений, сказал кормщик. — Следом Подарок, потом Игни. Замыкает Олаф.
Новгородец рассеянно кивнул. Он во все глаза рассматривал склон ближнего холма и колючие заросли терна, выискивая подтверждение или опровержение слов волшебниц. Ну, никак не мог поверить парень в то, что время течет под холмами и над холмами по-разному. Да и кто смог бы? Тут нужно быть или настолько высокоученым, превзошедшим разные мудрые науки, о которых заезжие в Новгород греческие купцы только вскользь упоминали, или верить услышанному всем сердцем, сильнее, чем приверженцы Христа в Страшный Суд. А словен, как водится, должен сперва пощупать, а потом уж поверить.
Вот он и щупал. Пока глазами.
Ясеневый лес, уходящий вверх по склону, дышал сыростью. Кое-где у основания стволов серел непротаявший снег. Неужели это от его заклинания? «Встань туман студеный, стылый след укутай…» Если да, то и вправду, прошло сутки-двое, не больше — под небом, затянутым низкими тяжелыми тучами, снег может пролежать столько даже в вересне. [141] А если нет? Вдруг в Нортумбрии такая погода — самая обыкновенная для середины осени? Сырая листва под ногой, холодные капли с листьев, мутный белесый туман, стелющийся между деревьев…