И тут Берельм не выдержал. Откуда же надзирателю было знать, что обращение «ублюдок» заставляет Ловкача терять остатки самообладания?
– Порождение снежного демона! – выкрикнул он, бросаясь на решетку. – Мать твоя с котом валандалась!
Мошенник – вернее, бывший мошенник, а ныне политический заключенный – ударился грудью о граненые прутья, вытянув руки, попытался достать горло надзирателя. Охранник даже не сдвинулся с места – он прекрасно знал, где следует стоять, чтобы полностью обезопасить себя от нападений буйных арестантов. Коротким тычком в живот заставил Берельма охнуть и согнуться. Не очень-то красивая поза, если поглядеть со стороны: плечи прижаты к решетке, руки вытянуты, зато зад отставлен, как куриная гузка. Видно, это же сравнение пришло в голову второму стражу. Он заржал не хуже жеребца, выводящего гурт кобыл на пастбище, ударил палкой строптивца в середину бедра. Острая боль заставила Берельма ойкнуть и поджать ногу. И тут же сильный толчок в грудину отбросил его от решетки. Ловкач проехал на спине по гнилой соломе и застыл, пытаясь разобраться в собственных ощущениях – что сломано, а что отбито.
– Там тебе и место! – мрачно буркнул «луковый» надсмотрщик и мощно сплюнул, едва не попав на сапоги Берельма, развернулся и пошел прочь.
Посрамленный бунтовщик медленно сел и огляделся.
Обидно. Ну, да ладно, с надзирателями он заставит поговорить Мастера. Мало им не покажется… А может, так и было задумано хитрющим сыщиком? Если подумать, то более театрально обставить появление в тюрьме великого Дольбрайна попросту невозможно. Исключаются даже малейшие подозрения в «подсадке». А что до лишних синяков и оскорбленного самолюбия заключенного, то кому какое дело? Радуйся, что не отбили ничего для вящей правдоподобности.
Провожаемый несколькими десятками глаз – начиная с просто любопытствующих от скуки и заканчивая откровенно заинтересованными и сочувствующими, – Берельм поднялся на ноги, похрамывая, пересек камеру и уселся неподалеку от парней с осмысленными лицами, которых заприметил, еще будучи по ту сторону решетки. К предполагаемым вольнодумцам он первым знакомиться не пойдет. В конце концов, он не какой-то студент, швырнувший тухлое яйцо в карету первого министра, а сам Дольбрайн – величайший ум и совесть эпохи, как сказал о нем кто-то из последователей. Не к лицу ему искать общества себе подобных. Это его должны пригласить. С наибольше возможным уважением и почтением. Это будет означать лишь одно – поверили.
«Интересно, куда сыщики дели настоящего Дольбрайна?» – подумал Ловкач, отвечая на вежливый поклон ближайшего к нему паренька – широкоплечего, светловолосого, с простым открытым лицом овцевода из Табалы.
Глава 7
Масляно-желтый ореол помятой медной лампы с переменным успехом боролся с тьмой, заполонившей комнату. Света хватало ровно настолько, чтобы различать очертания старого стола с изрезанной глубокими зарубками поверхностью да двух табуретов, колченогих и не внушавших особого доверия. В дальний угол лучи уже не проникали, а следовательно, груда самого разнообразного мусора, оставшегося от сгинувших невесть куда и когда хозяев, оставалась в тени. Так же не лезли на глаза внушительные космы паутины, наросшие по углам, облупленная до дранки штукатурка, вздыбившиеся половицы. Правда, о последние запросто можно было перецепиться и пропахать носом, но человек в длинном плаще с капюшоном прошел, искусно лавируя между опасностями. Словно рыбацкая тартана среди скал пролива Отчаяния. Подошел к столу, застыл в круге света.
Бесформенное одеяние скрывало очертания фигуры, давно лишившейся юношеской стройности, – объемистое брюшко, выпирающее, словно на седьмом месяце беременности, сутулые плечи, сообщающие внимательному наблюдателю о бессчетных днях и ночах, проведенных за чтением инкунабул и свитков, впалую грудь, годами не знавшую свежего воздуха, кривые слабые ножки с шишковатыми коленками. Гостя это нисколько не смущало. Серые со стальным отливом глаза смотрели пристально, подмечая все мелочи и проникая, казалось бы, в самую суть вещей.
Выцепив взглядом застывший на опасно покосившемся табурете черный силуэт, человек в плаще церемонно поклонился, выпростав из-под одежды узкую белокожую ладонь и прижимая ее к сердцу.
– Рад встрече, мэтр.
– Взаимно. – Сидящий рассеянно кивнул, принимая приветствие как должное. – Не угодно ли будет присесть?
Второй табурет выглядел еще более непредсказуемо, нежели первый.
Человек в плаще озадаченно покачал головой. Потом, взвесив все «за» и «против», хмыкнул:
– Я лучше постою.
– Как знаете, как знаете… – Бледная тень улыбки тронула губы его собеседника. – В народе говорят – в ногах правды нет.
– Что нам слова черни? Она лишь прах под ногами избранных!
– Хорошо сказано, – человек на табурете кивнул. Несмотря на горящую лампу, он умудрялся держать часть лица в тени, и собеседнику никак не удавалось рассмотреть его глаза – шутит или говорит серьезно? Губы, само собой, улыбались, но что губы? Какая им может быть вера? Правду могут подсказать одни лишь глаза.
Человек в плаще переступил с ноги на ногу, скинул капюшон на плечи, обнажая круглую голову с высокими залысинами над выпуклым лбом, гладко выбритые щеки и благородную седину висков. Откашлялся:
– Вы искали встречи со мной, мэтр…
– Не надо имен, – снова усмехнулся сидящий в тени. – Я же не лезу к вам в душу, словно жрец Триединого, и не выспрашиваю, как вас зовут, какую ренту оставил вам дедушка, из какого рода ведет происхождение ваша троюродная бабушка…
– Можете называть меня Примусом, – вздернул подбородок стоящий.
– О-о… Красиво. – Сидящий тронул ногтем большого пальца изящно подкрученный ус – единственную деталь, указывающую на благородное происхождение. – Примус, сиречь, Первый… Надеюсь, первый среди лучших?
– Первый среди равных, – не давая подтолкнуть себя к пустому тщеславию, отрезал Примус. – Однако мне нужно как-то к вам обращаться… Именоваться просто мэтром не для вас.
– Вы так думаете?
– Уверен.
– Что ж, – согласился сидящий, – в этом вы правы. Называйте меня… Ну, скажем, Министром.
У Примуса брови поползли на лоб, но он очень быстро взял себя в руки. Его собеседник вновь улыбнулся:
– Министр, конечно, не первый среди лучших, но равный среди первых…
– Шутите, – с уверенностью произнес мужчина в плаще.
– Само собой, – не стал спорить сидящий.
– А я думал, меня пригласили для серьезного разговора.
– Разговор никуда не убежит.
– И тем не менее, господин Министр, я бы хотел перейти ближе к делу. Вы представляете некое тайное общество, поставившее себе целью свержение имперской тирании и освобождение всех земель, стонущих под гнетом Сасандры?
Министр побарабанил пальцами по столешнице. Отдернул руку, брезгливо вытер ладонь о серый камзол, сшитый из добротного сукна.
– Что ж… Должен заметить, суть вы уловили верно, что же до мелких подробностей, то… Право слово, они несущественны. В свою очередь, желая проявить осведомленность, замечу, что вы представляете здесь некое объединение… Как правильно назвать – союз, компания, шайка…
– Круг, – с достоинством произнес Примус.
– Круг? О! Это звучит. Совсем как в древние времена. Круги чародеев и все такое…
– Мы считаем себя наследниками древнего знания!
– Древнего? Насколько же древнего?
– Господин Министр имеет представление о старинных рукописях, повествующих об основах управления силой и зарождении искусства волшбы на нашем материке?
– Представьте себе, мэтр Примус! – На краткий миг губы Министра сжались, напоминая короткий шрам от удара кинжалом. – Представьте себе, – добавил он уже мягче. – Мне известно довольно многое из истории Сасандры. А также из ее современности или, как это правильнее будет сказать, из новейшей истории. Конечно, я не претендую на исчерпывающие знания. Поэтому, если вам угодно, можете просветить неразумного.